Это, кстати, легко проверить. Достаточно зайти в Google и посмотреть, что он выдаст на соответствующий запрос. Даже если задать его в полностью англоязычном виде.
Если же говорить о субъективных ощущениях, то мне всё чаще кажется, что идентификатор «OpenSource» для нашего СПО-сообщества имеет значительно больший смысл, чем для западного. Там он имеет больше «продуктовое» значение, тогда как у нас — чуть ли не «личностное».
Мне думается, что разгадка кроется в истории развития СПО в России. Некоторые этапы её описаны в статье «Linux в России: люди, программы, проекты». Хорошо это или плохо, но именно в России первые «OpenSource-компании» занимались не столько зарабатыванием денег, сколько популяризацией и продвижением СПО.
Помнится, лет семь назад я разговаривал с директором одной компании, разрабатывающей свободное ПО. На все вопросы относительно бизнеса он отвечал односложно: «Я инженер, а не коммерсант, поэтому ничего я в этом вашем бизнесе не смыслю». Кстати, если я ничего не путаю, то и сам уничижительный термин «бузинес» чаще всего употребляется именно в отечественной СПО-среде.
То есть, с самого начала отечественное СПО-сообщество создавалось как практически «небизнесовое» и поэтому в некотором смысле маргинальное. А для маргинала идентификатор очень важен, поскольку по сути выполняет функцию «свой-чужой».
Нужно ли использующим этот термин какое-то однозначное его толкование? Очевидно, нет — «свои» и так понимают, о чём идёт речь, а «чужим» этого и понимать не нужно.