В последнее время в СМИ проходит довольно много публикаций и интервью с высокопоставленными представителями госструктур по теме построения цифровой экономики в России. Проанализировав содержание этих материалов, можно выделить несколько тезисов, которые так или иначе высказывают почти все представители государства. Вот некоторые из них.

Тезис первый: для получения Россией конкурентных преимуществ и технологической ренты на глобальном рынке необходимо стимулировать создание ИТ-компаний, генерирующих инновационные технологии лучше, чем кто-либо в мире.

Тезис второй: успешность развития цифровой экономики следует измерять таким показателем, как доля ИТ-сектора в ВВП.

Тезис третий: мощный рывок в построении цифровой экономики обеспечит государству лидирующие позиции на геополитической арене.

Обсудим тезисы по порядку.

Необходим ли для получения мировой технологической ренты рывок в развитии ИТ-компаний? Бесспорно. Достаточно ли этого условия и, соответственно, концентрации на этой задаче всех брошенных на цифровую экономику ресурсов? Ни в коем случае! Точно так же, как недостаточно обильно удобрять землю, чтобы получить хороший урожай: надо ведь еще и сеять! Мы же наблюдаем неимоверный шум и активность вокруг одной из составляющих построения экономики — курса на создания лучших в мире ИТ-компаний. И полную тишину и бездействие вокруг второй, не менее, а пожалуй и более важной составляющей — такого внедрения ИТ-инноваций в государственное управление и бизнес, которое действительно обеспечит экономический подъем, рост эффективности и глобальной конкурентоспособности. А не нечто противоположное, что уже получило с легкой руки айтишников название «цифровой деградации».

Жаргонизм «цифровая деградация» вырос из опыта провальных внедрений ИТ-новинок. Впервые с этим явлением российский бизнес столкнулся в 2000-х, когда по нему прокатилась первая волна «цифровизации» в виде ERP-систем. В те годы я сам был свидетелем попыток внедрения дорогостоящих SAP или Axapta, в результате которых компании несли огромные убытки, но так и не выходили на ожидаемый результат. Это не принято было афишировать: на виду, в блеске номинаций и свете прожекторов красовались только успешные случаи. А сколько было неудач на каждый такой успех? Вряд ли кто на самом деле вел подобную статистику, но когда оптимизм поостыл, и за волной энтузиазма потянулся шлейф разочарования, по публикациям и конференциям пошла кочевать цифра — 70%. 70% неудачных внедрений! Причина неудач — доверие владельцев к ярким рекламным компаниям по продвижению ERP-систем и непродуманность их решений при вхождении в такой сложный, многоаспектный и чреватый разнообразными рисками проект. А ведь именно таким проектом является масштабное внедрение в бизнес того или иного информационного инструмента.

Ценность имеет не само по себе наличие самых передовых ИТ-компаний, создающих самые продвинутые ИТ-продукты, а успешное внедрение этих продуктов во все поры управления и экономики. Но и не просто успешное внедрение! После того, как в ГИБДД внедрили автоматический ведеоконтроль за превышением скорости, и внедрили вроде бы успешно, штат занятых в системе контроля и выписки штрафов сотрудников пришлось... увеличить. Неважно, сыграли здесь свою роль просчеты при проектировании или сопротивление не желающих терять свои места сотрудников. Важно, что вместо экономии автоматизация вылилась в рост затрат.

Что нужно для того, чтобы цифровое обновление бизнеса и государственных структур давало на выходе максимальную синергию всех ресурсов и реальный рывок в эффективности? Как минимум — поддерживаемая, стимулируемая и финансируемая государством образовательная работа — и с менеджментом госкорпораций, и с чиновниками, и с менеджментом и владельцами частных компаний. И содержанием такого дополнительного и крайне необходимого образования должна стать не только цифровая грамотность, но и, как минимум, технологии эффективного управления изменениями в организациях. Если же этого не произойдет, то даже «мировые чемпионы» по ИТ-продуктам вряд ли смогут вывести свои новинки на тот уровень глобальной востребованности, который мог бы принести стране технологическую ренту. Нет достаточной статистики успешного внедрения, нет роста эффективности у потребителей ИТ — нет и доказательств ценности ИТ-продукта в глазах покупателей.

Перейдем ко второму тезису, непосредственно связанному с предыдущим. Можно ли считать долю ИТ-сектора в ВВП показателем успешности развития цифровой экономики? Думается, такой подход — не что иное, как вообще присущее госслужащим стремление измерять нечто не в терминах конечного результата, а в терминах затраченных ресурсов. Но здесь мы возвращаемся к уже обсужденной ситуации: нередко бывает ведь, что ИТ-компании продали много, их покупатели потратились хорошо, а внедрить не удалось или удалось не так, как мечталось: проект оказался неуспешным и не оправдал ожиданий. Чтобы оценить уровень развития цифровой экономики, а не одного лишь ИТ-сектора, нужно поменять «затратный» подход на «результатный».

И, наконец, станет ли мощная цифровая экономика основой успеха страны в соревновании с глобальными игроками? Или, если переформулировать вопрос, является ли экономика и все, происходящее в экономике, движущей силой современных мировых процессов?

Сегодня большое количество умов захватила идея о начале эпохи цифровой экономики, катализаторами которой являются инновации в сфере информационно-коммуникационных технологий. Но не потому ли мы так считаем, что экономическая «цифровизация» лежит сегодня на поверхности, на виду, и мы еще не разглядели других процессов — таких как трансформация социальных отношений, трансформация культуры, трансформация человека и трансформация власти? Не слишком ли мы наивны, когда, пытаясь заглянуть на 10 лет вперед, продолжаем мыслить реалиями сегодняшнего дня? А ведь уже сегодня такой способ мышления ставится под вопрос. Например, ряд экспертов из Центра стратегических разработок (создан в 1999 г. по инициативе будущего президента РФ) продвигают идею государства как цифровой платформы. Но ведь по природе своей цифровая платформа как макроединица цифровой экономики — сущность экстерриториальная, не привязанная ни к каким пространственным границам. Какая за этим видится перспектива? Сегодня юноши и девушки уходят «в виртуал», проводя в социальных сетях большую часть своей жизни. Социальные общности уходят «в виртуал», теряя привязку к соседским отношениям и к территории. А тут еще и государство подумывает о том, чтобы стать цифровой платформой и тоже уйти «в виртуал». Что же тогда будет происходить с такими сущностями, как страна, территория, нация, геополитика и государственные интересы? И сохранит ли свои привычные формы, да и сохранится ли вообще такой феномен, как глобальное экономическое соревнование между государствами? И если само понятие «государство как территория» становится неочевидным, не пора ли начать размышления не только о мировом доминировании территориально очерченной экономики, но и об иных, экстерриториальных типах доминирования — культурном, интеллектуальном либо каком-то еще? К сожалению, в такие «дебри» разведка будущего заходит редко и слишком малыми силами. И к такому сценарию будущего — а ведь и его исключить нельзя — мы не готовы и готовиться не начинаем. Среди тех, кто подготавливает сегодня материалы к концепции и программе построения цифровой экономики в России, не разглядеть ни философа, ни культуролога, ни социолога, ни психолога. А ведь они могли бы внести немало неожиданного и нового и в понимание происходящего, и в далеко идущие прогнозы. Но получается, что пока наше цифровое будущее проектируют инженеры, бизнесмены, чиновники и экономисты — гуманитарии стоят в стороне. Ни их никто не зовет, ни сами они в бой не рвутся. Стоит ли говорить, сколько неучтенных рисков и упущенных возможностей будет содержать в себе программа цифровизации страны, если в обосновании предпринимаемых шагов отсутствует самое главное — понимание людей, их действий, реакций на происходящие изменения, мотивов и смыслов, которые движут ими.