Платформы на основе искусственного интеллекта и анализа больших данных, инструменты для персонализации финансовых услуг и индивидуализации предложений потребителям, API для «открытого банкинга» — сегодня фининдустрия предлагает большой выбор новых технологических продуктов. Каковы же скрытые риски, «подводные камни», реальные противоречия и степень эффективности использования этих продуктов? Чтобы помочь разобраться в этом финансовым и ИТ-специалистам, мы беседуем с Евгением Хорошиловым, автором книги «Новые технологии в финансовом секторе Канады» («Весь мир», 2019), к. э. н., ведущим научным сотрудником Института США и Канады РАН.
itWeek: Развитие финтех-индустрии меняет финансово-кредитную среду, способствует конкурентоспособности и эффективности, но в то же время усиливает внутреннюю конкуренцию. Каковы выгоды и риски всех участников финансово-кредитных отношений (банков, новых поставщиков финансовых услуг, потребителей, малого бизнеса, национальной экономики) от внедрения технологических инноваций?
Евгений Хорошилов: Для начала необходимо отметить, что участники рынков финансовых услуг и капиталов всегда стремились использовать инновации в сфере передачи и обработки информации. Наряду с государственными администраторами, военными и разведчиками, финансисты были одними из первых пользователей телеграфной и телефонной связи, табуляторов, электронных вычислительных машин, компьютерных сетей, электронных баз данных. В этом смысле у современного нам финансового сектора, включая финтех-индустрию, очень богатая предыстория.
Что касается влияния новых технологий и развития финтех-сектора на финансовую систему и рынки финансовых услуг, то в настоящее время можно отметить две ярко выраженные тенденции.
Во-первых, для большинства потребителей кардинально поменялся формат взаимодействия с финансовыми институтами. Удобство и скорость получения финансовых услуг выросли на порядок. Если ранее проведение основных финансовых операций требовало личного посещения офиса финансовой организации, то сегодня банки, брокерские фирмы, страховые компании фактически «живут» в наших смартфонах и других электронных устройствах.
Во-вторых, широкое внедрение новых технологий консолидирует ведущие позиции и увеличивает прибыли крупнейших финансовых корпораций. Казалось бы, инновации и развитие финтех-индустрии должны вести к снижению стоимости финансовых услуг и улучшению условий финансового обслуживания потребителей и малого бизнеса благодаря росту эффективности финансовых институтов и усилению конкуренции, в том числе из-за прихода на рынок новых инновационных игроков. Однако это только в теории.
itWeek: Каково же положение дел на практике?
Е. Х.: На практике снижение издержек финансовых институтов за счёт дальнейшей автоматизации процессов и лучшего контроля за рисками, похоже, зачастую просто не успевает за увеличением их же затрат на внедрение новых технологий, поддержание и адаптацию действующих технологических платформ.
Одновременно новые игроки рынка финансовых услуг, которым посчастливилось найти свою нишу, как правило, быстро попадают сначала на «радар», а затем и в «лапы» ведущих финансовых корпораций или экосистем, которые, опять же, как правило, меньше всего заинтересованы в ценовой конкуренции между собой.
Новые финансовые продукты тоже часто лишь только на первый взгляд выгодны потребителям. Например, в ряде стран для розничных клиентов брокерских компаний драматически — вплоть до нуля — снизились комиссии по сделкам с ценными бумагами. Однако одновременно эти клиенты потеряли доступ к хоть сколько-нибудь качественной рыночной аналитике. Более того, мелких инвесторов активно вовлекают в высокорискованные операции с использованием заёмных средств. Данные же о клиентских транзакциях и ордерах на покупку или продажу ценных бумаг, исполнение этих ордеров брокера продают крупным «акулам» рынков капитала. Естественно эта информация в дальнейшем используется отнюдь не в интересах розничной клиентуры. Бесплатный сыр и на рынке финансовых услуг редко подаётся за пределами мышеловки.
itWeek: В целом, кто сегодня является бенефициарами внедрения новых технологий на рынках финансовых услуг?
Е. Х.: Пока основными выгодоприобретателями информационно-технологической революции в финансовом секторе выглядят не столько потребители и не малый бизнес, сколько ведущие финансовые корпорации.
Для иллюстрации: чистая прибыль розничного и коммерческого бизнеса крупнейшей американской банковской корпорации JPMorgan Chase & Co. в 2011 г. составила 3,8 млрд. долл., а в «ковидном» 2020 г. — уже 8,2 млрд. Рост более, чем в 2,1 раза. Для сравнения, располагаемый личный доход в США за тот же период увеличился всего на 30%. Интересно, что при таких завидных показателях JPMorgan Chase & Co. в своём последнем годовом отчёте сетует, что крупные технологические и финтех-компании конкурируют со всеми её подразделениями.
Конечно, есть сегменты, где в последние годы и потребители смогли финансово выиграть от развития новых технологий. Например, заметно упали тарифы на многие виды внутристрановых и трансграничных переводов. Однако общую картину эту не меняет.
itWeek: Каково влияние развития финтеха на экономику в целом?
Е. Х.: Что касается национальных экономик и мирового хозяйства в целом, то делать выводы о влиянии на них финтеха пока, наверное, ещё рано. Скорее всего в масштабах народного хозяйства благодаря новым финансовым технологиям мы будем наблюдать снижение транзакционных издержек. Однако платой за это могут стать разбалансировка финансовой системы и возникновение непредсказуемых пузырей на финансовых рынках (наподобие недавней истории с GameStop), широкие возможности для злоупотреблений рыночной властью и накопленной информацией о гражданах со стороны крупнейших игроков рынка финансовых услуг, критические последствия хакерских атак на информационную инфраструктуру и компрометации личных данных миллионов потребителей. Согласно последним исследованиям Лондонской школы бизнеса, финтех-индустрия подвержена киберрискам сильнее, чем традиционный банковский сектор.
Все эти риски требуют самого серьёзного внимания со стороны органов государственной власти и гражданского общества.
itWeek: Насколько серьезно перед традиционными банками и другими финансовыми институтами стоит сейчас проблема конкуренции с новыми финансовыми «игроками» (технологическими платформами, финтех-компаниями)? Грозит ли исчезновение традиционному банку как посреднику в финансово-кредитных отношениях, страховых операциях и т. д.?
Е. Х.: Действительно, можно говорить об определённом обострении конкуренции на рынке финансовых услуг. Практически во всех сегментах позиции традиционных финансовых институтов атакуют финтех-фирмы и гиганты технологического и интернет-бизнеса. Особенно интенсивно конкурентная борьба идёт на рынке платежей, где новые игроки уже сумели завоевать сильные позиции.
Однако говорить об исчезновении традиционных финансовых посредников, таких как банки или страховые компании, пока, мягко говоря, рано. Размеры их бизнеса, собственный капитал, рыночная мощь и лоббистские возможности таковы, что в обозримой перспективе они имеют большие шансы сохранить своё лидерство.
Вообще структура финансового сектора крайне инертна. Несмотря на экономические потрясения и появление новых технологий, в большинстве стран мира она меняется не столько революционным, сколько эволюционным путём. Так, самый молодой из десяти крупнейших на сегодняшний день банков США был основан в 1923 г. В Канаде же «большая пятёрка» ведущих банков сформировалась 60 лет назад, и с тех пор её участники лишь только иногда менялись между собой местами.
Основная угроза для традиционных финансовых институтов сегодня исходит не от финтех-фирм, а от лидеров высокотехнологичного бизнеса, таких как Amazon, Apple, Alphabet, Facebook, Microsoft, Alibaba, Samsung, Shopify, SoftBank, которые уже включают в свои экосистемы финансовые продукты и услуги. Именно эти гиганты могут конкурировать с крупными банками и другими финансовыми корпорациями по масштабу бизнеса, финансовым, технологическим и лоббистским ресурсам. Борьба между ними уже идёт, причём, как показал пример с пока неудачными попытками Facebook и Telegram вывести на рынок собственные криптовалюты, схватки зачастую развёртываются под коврами властных кабинетов.
itWeek: Что предпринимают финансовые институты в этих условиях?
Е. Х.: Крупнейшие банки и финансовые корпорации пытаются усиливать свои позиции и за счёт огромных инвестиций в собственные технологические платформы, и путём поглощения или включения в свою орбиту наиболее перспективных финтех-фирм.
Например, уже упоминавшаяся американская банковская корпорация JPMorgan Chase & Co., решив обосноваться на рынке цифровых финансовых услуг Великобритании, сначала приобрела английскую финтех-фирму Nutmeg, специализирующуюся на роботизированном инвестиционном консультировании, а сейчас запускает на британском рынке и свой собственный розничный цифровой банк Chase. Для выхода же на рынок розничных банковских услуг Бразилии JPMorgan Chase & Co. купила 40% акций местного цифрового банка C6 Bank.
И таких примером множество. Немецкий оператор бирж Deutsche Boerse выкупил контрольный пакет акций швейцарской финтех-фирмы Crypto Finance, специализирующейся на услугах для инвесторов в криптовалюты. Компания Visa, лидер глобального рынка платёжных услуг, приобрела за 2,2 млрд. долл. шведскую платформу для «открытого банкинга» Tink. Всё тот же JPMorgan Chase & Co. поглотил OpenInvest — финтех-стартап, предлагающий решения для ESG-инвестиций. И это только несколько заметных сделок за вторую половину июня этого года.
Вообще, за большинством перспективных финтех-компаний стоят традиционные финансовые институты или венчурные фонды, основными инвесторами которых выступают те же банки, страховые компании, инвестиционные и пенсионные фонды, семейные офисы представителей крупного финансового капитала.
Так, американский «дисраптер» рынка брокерских услуг Robinhood Markets развивается на средства не только крупнейших венчурных фирм, в первую очередь калифорнийских, но и за счёт кредитов «старых» нью-йоркских банков JPMorgan Chase & Co. и Goldman Sachs.
В Канаде в сфере инвестиций в финтех-сектор выделяется венчурная фирма Portage Ventures. Она участвует в капитале свыше 40 финтех-фирм, в том числе крупных. При этом сама Portage Ventures — «дочка» одного из крупнейших канадских конгломератов Power Corporation of Canada, а возглавляет её представитель третьего поколения контролирующей этот конгломерат семьи Демаре. Интересно, что в состав Power Corporation of Canada, среди прочего, входит ряд очень крупных страховых корпораций и управляющих компаний, с которыми, вроде бы, и призваны ожесточённо конкурировать финтех-фирмы из «конюшни» Portage Ventures.
itWeek: Сегодня наибольшее внимание привлекают к себе, пожалуй, технологии искусственного интеллекта и анализа больших данных, в том числе применяемые для взаимодействия с клиентами. Какие проблемы можно выделить в этой сфере?
Е. Х.: Платформы на основе искусственного интеллекта и анализа больших данных за последние несколько лет действительно сделали огромный шаг вперёд. Сегодня они уже позволяют в значительной мере автоматизировать взаимодействие с клиентами. В частности, становятся всё более совершенными чат-боты, что позволяет шире применять их, в том числе, и в финансовом секторе. Например, чат-бот одного из крупнейших канадских банков Royal Bank of Canada, запущенный в марте 2020 г., за первый неполный год своей работы ответил более чем на 3,8 млн. текстовых и голосовых запросов клиентов. В целом, соответствующие системы постоянно развиваются и будут продолжать вытеснять личное общение.
Несколько сложнее ситуация с персонализацией финансовых услуг и индивидуализацией предложений потребителям. В принципе, имеющиеся технологии работы с большими данными, применяемые в этой сфере, достаточно совершенны. Однако существует проблема нетехнического характера, а именно противоречие между тем, какая финансовая услуга или какой финансовый продукт действительно нужны тому или иному потребителю, и тем, какая услуга или продукт наиболее маржинальны для финансового института. В современной парадигме организации бизнес-процессов финансовый институт скорее выберет маржинальность, а не клиентскую пользу. В результате клиент получает неподходящее или невыгодное ему предложение, а финансовый институт зачастую упускает возможность осуществить продажу.
itWeek: В последнее время искусственный интеллект всё чаще упоминается и в связи с инвестиционным консультированием. Однозначно ли можно говорить о эффективности его использования в этой сфере?
Е. Х.: В сфере инвестиций есть три основных направления использования платформ на основе искусственного интеллекта и анализа больших данный.
Первое — роботизированное инвестиционное консультирование. Такие услуги в мире уже стали общепринятыми и оказываются как финтех-фирмами, так и традиционными финансовыми институтами.
Второе направление — интеграция систем на основе искусственного интеллекта и анализа больших данных в информационно-аналитические платформы, поддерживающие операции на финансовых рынках. Так, Royal Bank of Canada осенью прошлого года запустил электронную торговую платформу Aiden, которая использует глубокое обучение с подкреплением (deep reinforcement learning, Deep-RL) для улучшения результатов торговли финансовыми инструментами как самого банка, так и его ключевых клиентов. Первый продукт этой платформы — алгоритм анализа средневзвешенной средней цены (volume-weighted average price), который призван сократить так называемые «проскальзывания» — т. е. уменьшить разницу между первоначально ожидаемой и фактической ценой сделки. Результативность как этой платформы, так и других аналогичных систем пока ещё только предстоит оценить.
Третье направление — принятие искусственным интеллектом инвестиционных решений без участия человека. Первый в мире биржевой инвестиционный фонд, управляемый искусственным интеллектом, появился в США ещё в октябре 2017 г. Он называется ETFMG A.I. Powered Equity ETF и инвестирует в американские акции. Чтобы выбрать
Кстати в том же 2017 г., но двумя неделями позже, на фондовой бирже Торонто начал торговаться Horizons Active A.I. Global Equity ETF, управляемый искусственным интеллектом биржевой инвестиционный фонд, вкладывающий средства в акции эмитентов из разных стран. Искусственный интеллект для фонда был разработан корейской фирмой Qraft Technologies. С момента создания чистые активы этого канадского фонда выросли на 16% по сравнению с ростом за соответствующий период индекса MSCI World Index почти на 49%.
Эти два примера показывают, что в сфере управления инвестициями искусственному интеллекту пока приходится непросто. Во всяком случае, насколько об этом можно судить по информации, имеющейся в открытом доступе. И в целом платформы, целиком полагающиеся на искусственный интеллект, в отличие от алгоритмических и арбитражных систем, на фондовых рынках пока не получили широкого распространения.
itWeek: Следующий этап развития финтеха — внедрение открытых API, нацеленных на построение открытых экосистем. «Открытый банкинг» означает создание технологических платформ с использованием интерфейсов прикладного программирования, интегрирующих клиентские данные, что дает возможность ускорить проведение финансовых операций и осуществлять управление портфелями. Подрывает ли это банковскую тайну, конфиденциальность данных о клиентах и меняет ли ситуацию в сфере финансовых услуг? Опыт каких стран в этом направлении интересен?
Е. Х.: Следует отметить, что внедрение «открытого банкинга» в разных странах мира идёт с неодинаковыми темпами. И по этим темпам можно судить, в том числе, о силе банковского лобби в той или иной стране. Наиболее продвинулись в реализации концепции «открытого банка» Великобритания, Мексика, Европейский союз, Австралия, Бразилия. В то же время её внедрение на законодательном уровне, например, в США и Канаде с их мощным банковским лобби, пока не произошло. В США, учитывая сложную и фрагментированную систему банковского регулирования в этой стране, вероятность законодательного оформления «открытого банкинга» в обозримой перспективе значительно ниже, чем в других странах.
В Канаде работа над законодательством об «открытом банкинге» началась почти пять лет назад, но до сих пор этот процесс находится на стадии подготовки отчётов специальными комиссиями и общественных обсуждений. Такие темпы законотворческого процесса даже по канадским меркам нельзя признать быстрыми. Что не удивительно, учитывая позицию канадского банковского лобби. Ведущие канадские банки, с одной стороны, не отвергают саму концепцию как таковую, но утверждают, что её поспешная имплементация может поставить под угрозу конфиденциальность клиентских данных, увеличить риски кибератак на финансовые институты и подорвать стабильность финансовой системы.
Впрочем по опыту стран, которые продвинулись в сфере «открытого банкинга» дальше других, пока нет особых оснований полагать, что риски кибератак и компрометации клиентских данных в этом случае серьёзно возрастают.
Что же касается конкуренции, то да, с одной стороны, законодательное оформление концепции «открытого банкинга» стимулирует конкуренцию финтех-компаний с традиционными финансовыми институтами. С другой стороны, опыт показывает, что к кардинальному изменению рыночного ландшафта это не приводит, во всяком случае пока.
itWeek: Какие проблемы и риски следует иметь ввиду в связи с внедрением концепции «открытого банка»? Может ли это усилить такие формы государственного контроля, как введение санкций и социальных рейтингов?
Е. Х.: Имеющаяся на сегодняшний день практика в сфере реализации концепции «отрытого банка», как сверху — с помощью законодательного регулирования, так и снизу — путём естественного развития рыночных процессов, показывает, что в целом соответствующие технологические, регулятивные, нормативно-правовые проблемы и проблемы в сфере безопасности имеют решение. Здесь может пригодится опыт ЕС, Великобритании и некоторых других стран.
Что касается гражданских прав и свобод, то действительно некоторые наблюдатели, в том числе, например, в Канаде, говорят о взаимосвязи концепции «открытого банка» и «государства массовой слежки». В том числе высказываются опасения, что с помощью технологической инфраструктуры «открытого банкинга» может быть полностью ликвидирована банковская тайна, а органы государственной власти получат, при желании, неограниченный доступ к финансовой информации граждан. Причём эта информация может быть использована не только выборочно и в полностью легитимных целях, таких как борьба с финансовым мошенничеством, уклонением от уплаты налогов, финансированием терроризма и т. п., но и для политического давления, имплементации санкционных режимов или реализации таких неоднозначных мер государственного принуждения, как социальный кредит и социальный мониторинг. Ограничение или угроза ограничения доступа граждан к финансовым услугам может оказаться опасным инструментом в руках государства при отсутствии эффективных сдержек и противовесов.
Впрочем не следует переоценивать роль концепции «открытого банка» в контексте проблем банковской тайны и прав человека в информационном обществе. Инфраструктура «открытого банкинга» конечно может быть элементом финансового контроля и реализации «полицейских» функций государства. Однако в свете современных тенденций в сфере развития налогового и антиотмывочного законодательства в большинстве стран мира банковская тайна де-факто и так перестала существовать. Информация о финансовых транзакциях бизнеса и граждан становится полностью прозрачной для органов налогового контроля и финансового мониторинга как на национальном, так и на трансграничном уровне. Этот процесс ускоряется на фоне постепенного отказа от использования наличных денег и выйдет на новую стадию при переходе от традиционного денежного обращения к обороту цифровых валют центральных банков.
itWeek: С какими сложностями может столкнуться «открытый банкинг» в России?
Е. Х.: Российский рынок банковских услуг характеризуется олигополией при одном доминирующем игроке и преобладанием государственного капитала. В этих условиях реализация концепции «открытого банка» на законодательном уровне может внести заметный вклад в развитие конкуренции и создание благоприятной рыночной среды для потребителей финансовых услуг.
Естественно, что не все лидеры рынка финансовых услуг заинтересованы именно в таком развитии событий. Однако опыт внедрения, например, Системы быстрых платежей показал, что наличие политической воли и использование административного ресурса позволяют в конечном итоге преодолеть естественное сопротивление «реакционных сил» и реализовать новый финансовый сервис на общенациональной технологической платформе.
Банком России уже ведётся работа по имплементации концепции «открытого банка» в нашей стране. Осенью прошлого года российский центральный банк выпустил первые стандарты открытых API, которые были разработаны совместно с участниками Ассоциации «ФинТех» и носят рекомендательный характер. В начале июля появился рекомендательный стандарт открытых банковских интерфейсов (открытых API) «Получение публичной информации о кредитной организации и ее продуктах». Можно ожидать, что вскоре на повестке дня окажется вопрос о переходе к полноценному государственному регулированию в этой сфере. Есть надежда, что с непреодолимыми сложностями концепция «открытого банка» в России не столкнётся.
itWeek: Спасибо за беседу
